Ницше стихи: Посреди пустыни   


 Фридрих Ницше читайте стихи: Посреди пустыни
   
Дионисийские дифирамбы

Посреди пустыни

 1

Не уходи, - молвил странник, назвавший себя Заратустровой тенью, - останься,
не то нас опять одолеет прежняя скорбь, и глухая.

Уже не пенял нам то старый кудесник, уже нас нахваливал, и погляди-ка,
у доброго честного попика слезы сверкнули в глазах, и заскользил он опять
 всей душою в пучину печали.

Этим царям делать нынче хорошую мину вольно, но, не будь здесь свидетелей,
биться готов об заклад, зло своею игрой и над ними бы возобладало:

зло своею игрой тяжких туч, влажной скорби, туманного неба, пропавшего
 солнца, глухого осеннего ветра,

зло своею игрой нашим плачем и нашей нуждой: оставайся у нас, Заратустра!
Здесь хватит сокрытых несчастий, стремящихся к слову, здесь вечера хватит,
и туч, и немного пространства!

Ты напитал нас могучею пищей мужчины и сочною речью: ужели позволишь
 на сладкое жертвенным женственным призракам нас одолеть!

Ты, только ты сделал воздух вокруг тебя сильным и ясным! Где будет дышаться
 мне так хорошо, как с тобою в пещере?

Многие страны я видел и воздухом всяким дышал и умел различать его: только
 с тобою попал я на пир обонянья!

Разве что… разве что… Но да прости мне и память об этом! Прости мне ту
 старую сладкую песнь, что сложил я когда-то меж дщерей пустыни.

Ибо и там мне дышалось светло и свежо на заре азиатской; там был я безмерно
 далек от печальной, подернутой влажными тучами, старой Европы!

Любы мне были тогда азиатские девы и прочее небесносинее царство, которое
 не застилали ни тучи, ни мысли.

Вам не поверить, как статно они восседали, когда не плясали, - глубокие,
но без раздумий, - как малые тайны, как скрытые в чреслах загадки, как
 сладкое блюдо, орешки, -

Пестро и чуждо воистину! но не под тяжестью туч: как загадки, посильные
 сердцу, и этим-то девам в угоду сложил я мой сладкий псалом!

Так молвил странник, назвавший себя Заратустровой тенью, и прежде чем
 кто-нибудь что-то на это ответил, арфу схватил он кудесника старого, ноги
 скрестил и взглянул отрешенно и мудро вокруг, - но ноздрями он втягивал
 воздух, медленно и испытующе – так, словно пробовал новое блюдо. И наконец,
он запел, если это рычание – песнь.

2
Не прячь пустыню, ведь она растет… 

3
 
  Ах!..
Торжественно!..
Достойная встреча!
По-африкански торжественная!
Достойная льва
 или рыкающего нравоучениями бабуина...
Лишь ничего не достает вам,
дражайшие сударыни,
у ног которых было дозволено
 мне, европейцу под сенью пальм,
посиживать. Вот такие дела.
Воистину волшебство!
Сижу я ныне
 возле самой пустыни, но
 вдали от любой пустыни,
вопустынясь в ничтожестве:
дав себя проглотить
 оазису здешнему, -
крошечный, как он призывно
 зевает
 благоуханнейшим своим ртом, -
как тут не рухнуть,
не пасть, не прорваться,
не оторваться от вас.
Дрожайшие сударыни. Вот такие дела.
Слава, слава сему Киту,
о благоденствии помышляющему
 и гостя здешнего. Вам
 внятен ли мой намек?..
Слава его чреву,
Будь оно
 благословенным оазисом вроде
 вашего, в чем я отнюдь не уверен.
Лишь для этого я и покинул Европу,
вызывающую подозрения
 большие, чем любая замужняя баба.
Да поможет ей Бог! Аминь!
Сижу я ныне,
попав в здешний оазис,
подобен плоду пальмы –
бурому, сладкому, в золотых крапинках,
алчущему круглых девичьих уст,
но алчущему куда сильнее
 девичьих ледяных белоснежных острых
 зубов – по которым вечно
 тоскует сердце плодов горячих. Вот такие дела
 Подобно этим южным плодам,
подобно, слишком подобно,
лежу я здесь, окруженный
 игрою и пляской
 маленьких крылатых жуков,
окруженный в не меньшей мере
 злой и безумной
 игрою страстей и желаний, -
окруженный вами,
немые провидицы,
девы-кошки
 Дуду и Зулейка,
окруженный сфинксами, если уж воплощать
 столько чувств в единое слово
(да простит мне Господь
 это косноязычье!..),
сижу здесь, вдыхая
 воздух воистину райский,
легкий, светлый и золотой,
какой иногда нисходит
 разве что с самой луны -
то ли случайно,
то ли из милости,
как уверяют нас древние поэты,
хоть я, во всем сомневающийся,
подвергаю и это сомненью.
Лишь для этого я и покинул Европу,
вызывающую подозрения
 большие, чем любая замужняя баба.   
Да поможет ей Бог! Аминь!
Вдыхая этот чудесный воздух
 ноздрями, наполнившимися, как кубки,
не ведая ни прошлого, ни грядущего,
сижу я здесь,
дражайшие сударыни,
и гляжу на пальму,
которая, как плясунья,
клонится
 стелется и качает бедрами, -
так что поневоле начинаешь ей вторить...
Как плясунья, которая, как мне кажется,
слишком долго, устрашающе долго
 удерживается на одной ноге...
Уж не забыла ль она, как мне кажется,
про вторую ногу?
Но по меньшей мере напрасно
 искал я потерянную
 напарницу –
то есть вторую ногу –
в священной близости
 наипрекрасной, изящнейшей
 веероподобной, овеянной ветром юбки.
Да, уж поверьте мне,
Дражайшие сударыни,
Она ее потеряла.
О-го-го! О-го-го!
Потеряла,
навсегда потеряла
 вторую ногу!
А как жаль, а какая была красивая!
Где она теперь бредет и печалится,
эта одинокая нога?
Трепещет ли перед
 ужасным, желтым, гривастым
 разбойником львом? или вовсе
 тронута порчей, прахом
 пошла – а ведь жаль! – прахом! Вот такие дела.
Заплачьте же со мною,
мягкосердные!
Заплачьте со мною,
плодовые души и млечные груди!
Комочки
 сердечек, легко разгрызаемых!
Но мужайся, Зулейка! будь твердой!
Не плачь,
бледная Дуду!
Или же вам нужно
 что-нибудь возбуждающее
 мужество?
Проповедь?
Заповедь?
Ну что же!
Вперед, достоинство!
Надувайся,
добродетель,
покуда не лопнешь!
Еще один рык –
нравоучительный!
Нравоучительным рыком льва
 зарычу дочерям пустыни!
Ибо вой добродетели,
дражайшие сударыни,
есть нечто безмерно большее,
чем европейская страсть, европейский
 смертельный голод!
И во т я стою перед вами,
я, европеец,
и не могу иначе.
Да поможет мне Бог! Аминь!

* * *
Не прячь пустыню, ведь она растет!
За камнем камень точит, губит, жрет.
Чудовищная смерть с набитым ртом
 Алкает пищи – и стоит на том.
О человек, запомни навсегда:
Ты камень? Да! Пустыня? Да! Смерть? Да   
 
....................................
Фридрих Ницше стихи 
 

 
        
   
   

 
   Стихи Фридриха Ницше: поэзия.