Весёлая наука: Ницше: Оскорбительная манера в способе изложения 

 
Читайте Фридриха Ницше - Весёлая Наука полный текст  
   
Книга третья
 
Оскорбительная манера в способе изложения. – Этот художник оскорбляет меня своей манерой выражать мысли, очень хорошие мысли: он обращается к вам с такими широкими, сильными, грубыми приемами убеждения, как будто он говорит перед чернью. Все то время, которое мы дарим его искусству, мы чувствуем себя «в дурном обществе».

Труд. – Как близки даже самым скромным из нас труд и работник! Королевское великодушие в словах «мы все – работники!» считалось еще при Людовике XIV цинизмом и неприличием.

Мыслитель. – Он – мыслитель: это значит, он умеет понимать вещи проще, чем они есть.

Против похвалы. – А: «Похвалу получают только от себе подобных!» Б: «Да! И потому, кто тебя хвалит, тот говорит: ты похож на меня!»

Против некоторых способов защиты. – Самый вероломный способ повредить известному делу, это – умышленно защищать его с помощью неверных доводов.

Добродушие. Чем отличаются те добродушные люди, у которых из лица так и светит благоволение, от всех остальных людей? Они чувствуют расположение ко всякому новому лицу и быстро им увлекаются; вот почему они стремятся сделать ему что-нибудь хорошее, вот почему их первая мысль о нем: «оно мне нравится». У них сменяются друг за другом: желание усвоения (они мало интересуются ценностью другого), быстрое усвоение, радость, которую им доставляет новое приобретение, и работа на пользу лица, попавшего им во власть.

В чем заключалось остроумие Канта. – Кант хотел убедить всех самым неопровержимым образом в том, что прав «весь мир»: вот в чем скрывалось его остроумие. Он писал против ученых в пользу народных предрассудков, но писал он это для ученых, а не для народа.

«Чистосердечный». – Человек тот руководится всегда в своих поступках такими основаниями, о которых он умалчивает, ибо те основания, о которых он сообщает, у него всегда на языке и чуть не на ладони.

В насмешку. – Смотрите! Смотрите! он бежит прочь от людей, а они следуют за ним, потому что он бежит перед ними, – так похожи они на стадо.

Границы нашего слуха. – Люди слышат только те вопросы, на которые они в состоянии найти ответ.

Поэтому осторожность! – Ничем мы не делимся так охотно с другими, как секретом и тем, что за ним скрывается.

Досада гордеца. – Гордец досадует даже на тех, кто ведет его вперед: он злобно смотрит на лошадей своего вагона.

Щедрость. – Щедрость у богатых – это часто только вид застенчивости.

Смех. – Смеяться – значит злорадствовать, но злорадствовать с чистой совестью.

Одобрение. – В одобрении есть всегда известная шумливость, даже в одобрении, которым мы удостаиваем самих себя.

Расточитель. – Он еще не достиг убожества того богача, который уже пересчитал раз все свои сокровища, – он расточает свой ум с безрассудством расточительной природы.

Nie niger est. – У него обыкновенно нет никаких мыслей, – но, как исключение, у него являются дурные мысли.

Нищие и вежливость. – «Нет ничего невежливого, если кто-нибудь стучит камнем в дверь, у которой нет ручки от звонка» – так думают нищие и всякого рода нуждающиеся; но никто не признает их правыми.

Потребность. – Потребность считается причиной явления: на самом деле она часто только результат возникающего факта.

При дожде. – Идет дождь, и я вспоминаю о бедных людях, которые толпятся теперь с своими многочисленными заботами, не пытаясь скрыть их; всякий готов по доброй воле сделать неудовольствие другому, и даже при дурной погоде доставить себе хотя бы жалкими средствами возможность чувствовать себя в числе благоденствующих. – В этом и только в этом – нищета бедняков.

Завистник. – Это завистник, – ему нельзя пожелать детей; он станет им завидовать в том, что сам не может больше быть ребенком.

Великий человек! – Не всякий великий человек будет в то же время человеком вообще; он может оказаться мальчиком или хамелеоном всех возрастов, или заколдованной женщиной.

Особый способ спрашивать людей о тех основаниях, которыми они руководствуются. – Существует особый способ спрашивать о тех основаниях, которыми мы руководствуемся, – способ, при котором мы не только забываем о лучших своих основаниях, но еще и чувствуем, как в нас пробуждается недовольство и непокорность этим самым основаниям: при таких вопросах люди теряют свой разум и такой способ является прямо-таки уловкой тиранов.

Умеренность в усердии. – Под страхом болезни не желай усердием превзойти своего отца.

Тайные враги. – Иметь возможность быть тайным врагом, – это такая роскошь, для которой даже высокоодаренные умы обыкновенно недостаточно богаты.

Не следует поддаваться обману. – Его ум отличается скверными манерами: он горяч и постоянно задыхается от нетерпения, так что с трудом можно представить, в какой глубокой душе он помещается.

Путь к счастью. – Мудрец спросил глупца, где дорога к счастью. Последний, не задумываясь, ответил, как будто бы его спросили о дороге к ближайшему городу: «Удивляйся самому себе и живи на улице!» «Постой, – сказал мудрец, – ты слишком много требуешь: достаточно удивляться самому себе!» Глупец возразил: «Но как же можно постоянно удивляться и в то же время не презирать?»

Вера дает блаженство. – Добродетель только тем дает счастье и некоторое блаженство, кто имеет добрую веру в свою добродетель: – но не тем более нежным душам, добродетель которых заключается в глубоком недоверии к самим себе и ко всякой добродетели. В конце концов, и здесь «вера делает блаженным!» – но во всяком случае, не добродетель!

Идеал и вещество. – Перед твоими глазами прекрасный идеал: но сам ты настолько ли хороший камень, чтобы можно было создать из тебя такой божественный образ? А без этого не будет ли вся твоя работа варварским искусством, поношением твоего идеала?

Опасность со стороны голоса. – С очень громким голосом люди почти не в состоянии думать о тонких вещах.

Причина и действие. – Перед действием обыкновенно предполагают другие причины, а не те, которые приводят, когда действие совершено.

Моя антипатия. – Я не люблю людей, которые, чтобы вообще произвести впечатление, должны с треском разрываться, как бомбы, и около которых всегда грозит опасность внезапно потерять слух, – и даже более.

Цель наказания. – Наказание имеет целью исправить того, кто наказывает, – это последнее прибежище для сторонников наказания.

Жертва. – О жертве и жертвоприношении жертвенные животные думают иначе, чем зрители: но об этом им не позволяют говорить.

Пощада. – Отцы и сыновья гораздо больше щадят друг друга, чем матери и дочери.

Поэт и лжец. – Поэт видит в лжеце молочного брата, у которого он выпил тайком все молоко; тот остался, благодаря этому, в нищете и вдали от доброй совести.

Викариат чувств. – «И глаза люди имеют для того, чтобы слышать, – говорил один духовный отец, который был глух, – и между слепыми есть король, имеющий самые длинные уши».

Критика животных. – Я опасаюсь, что животные смотрят на человека, как на себе подобного, который крайне опасным образом потерял здоровый животный разум, – как на бешеное животное, как на смеющееся животное, как на плачущее животное, как на несчастное животное.

Натуральность. – «Зло само по себе всегда производит большой эффект! А ведь природа отличается злостью! Будемте же натуральными» – вот то заключение, к которому в тайниках своей души приходят все те, кто гонится за великими эффектами и которые слывут у человечества под именем великих людей.

Недоверчивые и их стиль. – Самые сильные вещи мы говорим гладким языком, когда предполагаем, что нас окружают такие люди, которые верят в нашу силу: при таких условиях у нас воспитывается «простота стиля». Недоверчивые люди, наоборот, говорят сильно и употребляют сильные выражения.

Неправильное заключение, промах. – «Он не может владеть собой, а потому, – думает женщина, – им легко можно будет управлять, – и набрасывает на него свою паутину; – бедная, она скоро станет его рабой.

Против посредников. – Кто хочет быть посредником между двумя решительными мыслителями, того самого придется считать посредственностью: он не в состоянии своим глазом воспринимать резко очерченные и одиноко стоящие фигуры; способность видеть повсюду равенство и сходство – признак слабости зрения.

Упрямство и верность. – Он из упрямства держится за вещь, вполне для него очевидную, – но называет это верностью.

Недостаток молчания. – Сам по себе он не производит никакого впечатления, вот почему он никогда не умолчал ни об одном своем хорошем поступке.

«Основательные». – Люди, туго приобретающие познание, думают, что медлительность – принадлежность знания.

Сны. – Во сне или ничего не видят, или видят что-нибудь интересное. Нужно научиться тому же и наяву: – или ничего, или интересное.

Опаснейшая точка зрения. – Все, что я теперь делаю или допускаю, для грядущего столь же важно, как самое важное событие прошлого: в этой бесконечной перспективе действий все поступки одинаково велики и ничтожны.

Утешение музыканта. – Твоя жизнь не дает отзвука в ушах людей: для них ты живешь немой жизнью, и вся нежность мелодии остается скрытой от них. Правда, ты не идешь по широкой улице с полковой музыкой, – но это еще не дает права людям говорить, что на твоем жизненном пути недостает музыки. «Кто имеет уши, тот слышит».

Дух и характер. – Один при помощи своего характера достигает высшей ступени из всех, ему доступных, а его дух остается далеко внизу; у другого наоборот.

Как влиять на толпу. – Разве не должен тот, кто хочет тронуть массу, разыграть самого себя? Не должен ли он перевести себя на нечто смешное и простое и в таком грубом и упрощенном виде выложить всю свою личность и содержание?

Деликатность. – «Он так деликатен!» – «Да, у него всегда с собой кусок для Цербера, и он так труслив, что всякого считает Цербером, и тебя, и меня, – вот его “деликатность”».

Независтливый. – Он совсем не завистлив, но в этом нет никакой заслуги, потому что он хочет завоевать страну, которой еще никто не обладал и которую едва ли кто видел.

Недовольный. – Одного недовольного человека достаточно, чтобы в целый дом внести продолжительное несчастье и мрак; будет чудом, если такого человека не окажется. Счастье давно уже не такая прилипчивая болезнь, – отчего?

У моря. – Я не стал бы строить себе дома (я счастлив тем, что не принадлежу к числу домовладельцев!). А если бы мне пришлось его строить, я, подобно некоторым римлянам, построил бы его у самого моря, и тогда я мог бы иметь много общих тайн с этим прекрасным гигантом.

Произведение и художник. – Этот художник честолюбив, – не более: его произведение, в конце концов, – только увеличительное стекло, которое он предлагает всякому, кто на него смотрит.

Suum cuique. – Жажда познания у меня велика: от вещи я беру только то, что мне нужно, – на все остальное я не претендую. Разве можно человеку быть вором или разбойником?

Происхождение «хорошего» и «дурного». – Совершенствуется только тот, кто умеет чувствовать: «это не хорошо».

Мысли и слова. – Люди не могут даже своих мыслей вполне выразить словами.

Похвала в выборе. – Художник выбирает свой материал: это его способ похвалить.

Математика. – Мы хотели бы ввести во все науки тонкость и точность математики, насколько возможно, не из уверенности, что этим путем мы лучше узнаем вещи, а для того, чтобы твердо установить наше человеческое отношение к вещам. Математика только средство для общего и конечного человеческого знания.

Привычка. – Привычка набивает нам руку в остроумии, но притупляет наше остроумие.

Книги. – Что изложено в одной книге, не раз встречается нам и во всех.

Вздох познающего. – «О, чрезмерная алчность моя! В душе этой нет места для самоотречения, – напротив, там живет другое требовательное «я», которое хотело бы воспользоваться многими лицами, как своими очами, своими руками, – то «я», которое удерживает за собой все пережитое и не хочет ничего потерять из того, что ему могло бы вообще принадлежать! О, это чрезмерное пламя моей алчности! О, если бы я мог снова родиться в сотнях существ!» – Кто незнаком по личному опыту с таким вздохом, тому неведомы страсти познающего.

Преступление. – Несмотря на то, что глубокомысленнейшие судьи ведьм и даже сами ведьмы были убеждены в существовании преступления колдовства, однако преступления не существовало. Так бывает и со всяким преступлением.

Непонятый страдалец. – Великие натуры страдают иначе, чем воображают это их почитатели: страдание им доставляют неблагородные, мелочные волнения, которые их посещают подчас, короче говоря, сомнения в своем собственном величии, – а не жертвы и мучения, которых требуют их цели. Пока Прометей имел сострадание к людям и жертвовал собой для них, он был счастлив и велик; но когда в нем пробуждалась зависть к Зевсу и к почету, который оказывали ему люди, – тогда он страдал!

Лучше остаться в долгу. – «Лучше остаться в долгу, чем платить такой монетой, на которой нет нашего изображения!» – так рассуждаем мы под давлением страсти к безграничному господству.

Всегда дома. – В один прекрасный день мы достигаем своей цели – и тогда гордо указываем на то, какой длинный путь мы прошли. В действительности мы не замечали этого пути. Мы оттого прошли так много, что в каждом месте воображали себя, как дома.

Против смущения. – Кто всегда глубоко занят, тот выше всякого смущения.

Подражатель. – А: «Как? Ты не желаешь последователей?» Б: «Я не желаю, чтобы после меня что-нибудь доделывали, – я хочу, чтобы всякий двигал что-нибудь дальше, – я именно это и делаю». А: «Следовательно?»

Из опыта. – Некоторые не знают, насколько они богаты, пока не убедятся на опыте, как богатые люди могут еще оказаться ворами по отношению к ним.

Отрицающие случайность. – Ни один победитель не верит в случай.

Из рая. – «Добро и зло – предубеждения Бога», – сказал змей.

Один на один. – Один всегда неправ, но с двумя начинается истина. – Один не может доказывать; а двоих уже нельзя опровергнуть.

Оригинальность. – Что такое оригинальность? Это способность видеть нечто такое, что еще не имеет имени, еще не названо, хотя у всех перед глазами. Как обыкновенно бывает с людьми, имя впервые делает вещь видимой для них. – Оригиналы по большей части в то же время и давали название вещам.

Sub specie aeterni. – А: «Ты все больше удаляешься от живых: скоро они совсем вычеркнут тебя из списков!» Б: «Это единственное средство участвовать в преимуществах мертвых». – А: «В каких преимуществах?» – Б: «Более не умирать».

Без тщеславия. – Если мы любим, нам хочется скрыть свои недостатки, – не из тщеславия, а для того, чтобы не страдало любимое существо. Да, любящий хотел бы казаться Богом, – и тоже не из тщеславия.

Что мы делаем. – То, что мы делаем, никогда не будет понято, а всегда будет только предметом похвалы или порицания.

Крайний скептицизм. – Что такое в конце концов человеческие истины? – Это неопровержимые человеческие заблуждения.

Где нужна жестокость. – Тот, кто обладает величием, относится с жестокостью к своим добродетелям и второстепенным соображениям.

При помощи великой цели. – Преследуя великую цель, можно стать выше справедливости, но не выше своих деяний и своих судей.

Что делает героем? – Чтобы стать героем, надо одновременно идти навстречу своему величайшему страданию и своей высшей надежде.

Во что ты веришь? – В то, что ценности всех вещей должны быть заново определены.

Что говорит твоя совесть? – «Ты должен быть тем, кто ты есть».

В чем для тебя величайшая опасность? – В сострадании.

Что ты любишь в других? – Свои надежды.

Кого ты называешь дурным? – Того, кто всегда хочет пристыдить других.

Что по твоему мнению самое человеческое? – У всякого вызвать стыд.

В чем залог достигнутой свободы? – Не стыдиться более самого себя.

....................................
 Фридрих Ницше текст Весёлая наука