О дереве
Заратустра заметил, что один юноша избегает его. И вот однажды вечером,
проходя через горы, окружавшие город, который назывался «Пестрая
Корова», он увидел этого юношу: тот сидел, прислонившись к
дереву, и усталым взором смотрел в долину.
Заратустра дотронулся до дерева, у которого сидел юноша, и сказал:
«Если бы я захотел потрясти это дерево, охватив его руками, у меня не хватило бы на это сил.
Но ветер, который мы даже не можем увидеть, терзает его и гнет, куда
хочет. Незримые руки гнут и терзают нас сильнее всего».
Юноша встал и проговорил в смущении: «Я слышу Заратустру, а только что я думал о нем».
Заратустра спросил:
«Чего же ты пугаешься? С человеком происходит то же, что и с деревом.
Чем настойчивее стремится он вверх, к свету, тем с большей силой
устремляются корни его в глубь земли, вниз, во мрак — во
зло.»
«Да, во зло! — воскликнул юноша. — Как же сумел ты раскрыть мою душу?»
Заратустра рассмеялся и ответил: «Иные души невозможно раскрыть: для этого их надо сначала выдумать».
«Да, во зло! — снова воскликнул юноша. — Ты сказал
правду, Заратустра. Я перестал верить себе самому с тех пор, как
устремился в высоту, и никто уже теперь не верит мне. Как же случилось
это?
Слишком быстро меняюсь я: мое „сегодня“ опровергает мое
„вчера“. Поднимаясь, я часто перепрыгиваю через ступени, и
этого не прощает мне ни одна ступень.
Когда я наверху, я всегда чувствую себя одиноким. Никто не говорит со
мной, холод одиночества заставляет меня дрожать. Чего же хочу я на
высоте?
Как стыжусь я своего восхождения и того, что спотыкаюсь! Как насмехаюсь
над своим тяжелым и частым дыханием! Как ненавижу летающих! Как устал я
на высоте!»
Тут юноша умолк. А Заратустра взглянул на дерево, у которого они стояли, и сказал:
«Одиноко стоит это дерево на горе, высоко поднялось оно и над зверем, и над человеком.
И пожелай оно заговорить, не нашлось бы никого, кто бы понял его: так высоко оно вознеслось.
И вот оно ждет и ждет — чего же, право? В слишком близком
соседстве с тучами живет оно: не ожидает ли оно первой молнии?»
Когда Заратустра сказал это, юноша воскликнул в сильном смятении:
«Да, ты прав, Заратустра. Я желал своей гибели, стремясь в
высоту, и ты — та молния, которой ждал я. Посмотри же, что
сделалось со мной с тех пор, как пришел ты к нам: зависть к тебе
сокрушила меня!» — так говорил юноша, горько рыдая.
Заратустра же обнял его и увлек за собой.
И когда прошли они немного, так стал говорить Заратустра:
«Разрывается сердце мое. Яснее слов говорят мне глаза твои о
грозящей тебе опасности. Еще не свободен ты — ты только ищешь
свободы. Утомили тебя поиски твои и лишили сна.
В свободную высь стремишься ты, звезд жаждет душа твоя. Но и дурные влечения твои тоже жаждут свободы.
Эти дикие псы рвутся на волю; они лают от радости в своих подземельях, пока дух твой стремится разрушить все темницы.
Ты и сам еще узник, алчущий освобождения: мудрая душа у таких узников, но вместе с тем коварная и дурная.
Очиститься должен свободный духом, ибо много еще в нем тюремного мрака и гнили: око его должно стать чистым.
Да, я ведаю опасность, грозящую тебе. Но любовью и надеждой заклинаю тебя: не отказывайся от любви и надежды своей!
Пока еще знаешь ты благородство свое, чувствуют его и другие —
те, кто не любит тебя и посылает злобные взгляды тебе вослед. Знай, что
благородный у всех стоит поперек дороги.
Также и „добрым“ мешает он: когда же они и его называют добрым, то этим хотят устранить с пути.
Новое хочет создать благородный и новую добродетель. Старое хочет сохранить добрый, чтобы оно пребывало в целости.
Но не в том опасность для благородного, что он сделается добрым, а в том, что может стать наглецом, насмешником и разрушителем.
О, знал я благородных, потерявших высшую надежду свою. И вот теперь они клевещут на все высокие стремления.
И вот теперь они живут, бесстыдно срывая краткие удовольствия, и
ничтожные цели ставят они себе: едва на день хватает этих целей.
„Дух — тоже сладострастие“, — так заявляют они.
И разбились крылья у их духа, и теперь он ползает всюду и оскверняет
все, что гложет.
Некогда думали они стать героями, эти теперешние сластолюбцы. Ныне — герой внушает им скорбь и ужас.
Но любовью и надеждой заклинаю тебя: храни героя в душе своей! Свято храни свою высшую надежду!»
Так говорил Заратустра.
.....................................................
©
Copyright: Фридрих Ницше